Ученые уже давно обратили внимание на совпадение сюжетных линий в индийском эпосе Махабхарата и иранском литературном произведении Шахнаме – Книге царей, который написал в IX веке н. э. классик таджикской и персидской литературы Фирдоуси. В Шахнаме повествование ведется от времен первого царя Йимы до возникновения вражды между двумя родственными народами иранцами и туранцами. В Махабхарате речь идет о кровопролитной войне между двумя родственными родами, Пандавами и Кауравами.
Сюжетная основа Шахнаме и Махабхараты совпадает. Это наводит на мысль, что в основе сюжета двух произведений лежат реальные события, развернувшиеся после того, как часть ариев ушла со своей северной прародины в Иран и Индию. Между теми, кто ушел, и теми, кто остался, развернулась борьба. Мотив этой борьбы предельно ясен. Ушедшие на юг племена превратились из кочевников в оседлых скотоводов и земледельцев. Постоянные набеги соседей из северных степей воспринимались ими как абсолютное зло. Можно сказать, что иранцы и индусы «спрятались» от своих кровных родственников за высокими горами. Гималаи и Тибет, а также высокогорные перевалы Афганистана отделяли плоскогорье Индостана от разрушительных набегов. Иранцы также укрылись в горных районах Ирана. Труднопроходимые горные перевалы оказались серьезным препятствием для колесниц врагов.
Таким образом, в конце 2-го тысячелетия до н. э. произошло разделение некой единой арийской общности на северные племена, продолжавшие кочевать по евразийским просторам, и жителей юга – иранских и индийских ариев. Однако и сами северные арии не остались в местах своего прежнего пребывания. Засуха, пик которой приходится на рубеж 1-го и 2-го тысячелетий до н. э., вынудила северных ариев покинуть степной пояс Евразии и переместиться в леса Европы. Вероятно, какая-то часть ариев осталась в Туве, Алтае-Саянах – пазырыкская и аржанская культуры. Эти племена продержались до нашествия гуннов в последней трети 1-го тысячелетия до н. э. Часть кочевников по-прежнему обитала в Туранской низменности, раскинувшейся от Каспия до отрогов Тянь-Шаня. Иные обосновались много западнее – облюбовав причерноморские степи. Грекам эти кочевники были известны в середине 1-го тысячелетия до н. э. как скифы.
С середины 2-го тысячелетия до н. э. боевые колесницы в степях Евразии постепенно начинают исчезать. На их место приходит конница, маневренная и стремительная. Быть может, это было связанно с тем, что северные арии не смогли эффективно использовать колесницы в борьбе со своими кровными родственниками: иранцами и индоариями, «спрятавшимися» за высокими горами. Как предполагают ученые, предпосылкой замены колесниц на конницу явилось и резкое увеличение поголовья лошадей, выносливых и годных для боя, – выведение новой породы. Именно конница обеспечила успех завоевательных походов ариев конца 2-го тысячелетия до н. э.
Арийские конники, вторгшиеся на территорию лесной Европы, получили тактическое превосходство над оседлыми автохтонными народами. И в самом деле, там, где не проедет боевая колесница, легко пройдет целый отряд всадников, используя лесные дороги и тропы. Это послужило фактором стремительного проникновения арийских племен в лесную зону Евразии. Эти племена и заселили Европу, став впоследствии европейскими народами. Отчасти пришельцы смешались с местным, неарийским населением, образовав так называемые малые расы евразийцев. Однако первоначально было, вероятно, серьезное препятствие – вера предков, которая запрещала вступать в брак с иноверцами «не своего роду-племени». Именно поэтому европейцы сохранили свой облик до наших дней, не растворившись в местном населении лесов Европы. Очевидно и другое: численно евразийцы были в абсолютном большинстве. Лесная часть Европы к тому времени была не слишком населена. Арийцев вынудила к перемене мест вынужденная обстановка – кризис перенаселения и засуха.
Как предполагает большинство ученых, северные арии первоначально селились в зоне степного пояса Евразии. Поначалу у них было пастушеское (придомное) скотоводство. Скот выгоняли на пастбища. Затем, по мере роста поголовья скота, пастушеское скотоводство сменило яйлажное (отгонное). Часть населения вместе со своими стадами уходила весной на отдаленные пастбища и кочевала вместе со скотом до осени. И лишь тогда возвращалась домой. Однако полуоседлое скотоводство и образ жизни также исчерпали себя.
В конце XIII века до н. э. на смену полуоседлому скотоводству у андроновцев приходит кочевое. Именно тогда андроновцы превратились в настоящих кочевников, постоянно кочующих от одного пастбища к другому. Кочевой образ жизни, по всей видимости, и позволил соприкоснуться с ранее непосещаемыми зонами обитания в лесной Евразии. Засуха также сыграла свою роль. К концу 2-го тысячелетия до н. э. оскудевшие пастбища уже не могли прокормить огромное количество скота. Последовала последняя мощная волна миграций на юг. Она буквально смела земледельческие центры Средней Азии. Она получила название «варварской оккупации». Кочевой образ жизни здесь стал вынужденной необходимостью. Кочевники, оседлавшие боевых коней – новую породу, выведенную северными ариями, вторглись в места проживания оседлых жителей. Северные арии превратились в ратников и конников – серьезную угрозу всему миру оседлых жителей. Прямыми потомками андроновцев стали сибирские скифы, саки, сарматы.
Как полагал А. П. Окладников, скифские общества Тувы и Алтая намного старше скифского общества Причерноморья. Отсюда Окладников делает предположение, что «царские скифы» являются пришельцами с востока – из Сибири, а не с юга – из Ирана, как предполагают некоторые ученые. Основой возникшего в Северном Причерноморье с VII по II век до н. э. скифского общества являлись воинственные пришельцы. Они и известны под греческим названием «скифы». Сами скифы называли себя сколотами. Можно предположить, что воинственные племена «царских скифов», покинув пределы своей сибирской прародины, уже в начале VII века возглавили весь союз скифских племен. Позднее ими было создано государственное объединение в Причерноморье. По крайней мере, это следует из слов Геродота.
Наиболее характерными чертами скифской культуры являются своеобразное вооружение всадника и искусство. Скифский сложный лук был малых размеров, но обладал большой силой боя. Лук и короткие оперенные стрелы носили в особом футляре – горите, лицевая сторона которого была богато украшена. Иногда весь горит покрывали накладным серебром и золотом с изображением сцен войны и боя зверей. Ранние скифы имели литые бронзовые шлемы. Позже шлемы стали делать из железа. Сначала у скифов был бронзовый панцирь. Затем ему на смену пришел железный. Весьма характерным вооружением скифов были короткие мечи – акинаки, легкие метательные дротики и тяжелые с длинными наконечниками копья. Голень всадника была прикрыта бронзовым щитком – кнемидой. Маленький деревянный щит дополнял вооружение всадника.
Конь также защищался от ранений в бою. Его узда была украшена налобником, наносником, нащечником, массивными псалиями. Грудь коня была украшена массивными круглыми бляхами – фаларами. Скифы обходились без седла и стремян.
Скифы были великолепными стрелками и всадниками. Они внезапно, стремительно нападали, и это делало их очень опасной силой.
Погребения скифов по-варварски пышны. Накладное массивное серебро и золото украшает конскую сбрую, оружие, костюм. Особенностью скифского искусства был звериный стиль. Олени, лани, пантеры, барсы, грифоны и орлы показаны в позах напряженной борьбы. Как считают многие специалисты, звери – настоящие и фантастические – были зооморфным олицетворением скифских божеств.
Как ни парадоксально, но скифское вооружение и убранство встречается в степях Евразии повсеместно. Об этом свидетельствуют, например, находки в Приуралье, Сибири, Алтае, Монголии и даже в китайском Ордосе, ныне это пустынное плато в Центральной Азии в излучине реки Хуанхэ. Быть может, это является свидетельством масштаба действия скифских племен. Например, некоторые исследователи считают Ордос родиной тюрков. Вероятно, в 1-м тысячелетии до н. э. ордосские скифы, смешавшись с монголоидами, явились основой южносибирского антропологического типа. Это расовое и культурное смешение привело к созданию тюркоязычной общности. В начале 1-го тысячелетия н. э. Ордос был завоеван гуннами. Китайцы пытались отгородиться от воинственных скифов и гуннов Китайской стеной, которую построили в этом районе Центральной Азии.
Уже по локализации скифских курганов, элементов вооружения и особому стилю искусства – звериному стилю видно, что сибирские скифы распространили свое влияние на огромные пространства степного пояса Евразии: как на запад – до степей Северного Причерноморья, так и на восток – до Ордоса. В китайской мифологии существуют удивительные персонажи – чудесные кони чжоуского царя Мувана. Эти восемь скакунов: рыжий, быстроногий, переступающий, белый, желтый, пестрый, зеленый, горный – за одну ночь могли проскакать десять тысяч ли, не касаясь земли. Они неслись по небу быстрее, чем птицы. У одного из них на спине росли крылья, и он мог летать. Быть может, эти чудесные кони являются неким воспоминанием о скифах? Не исключено также, что сам чжоуский царь Муван был скифом.
Весьма интересно также, что в германской мифологии есть персонаж Дикий охотник. С ним ассоциируется Один-Вотан. Он вместе со своей свитой скачет по небу под Рождество на волшебных конях быстрее ветра и наводит ужас на всех жителей округи. Дикий охотник, согласно германской мифологии, охотится за душами людей, унося их в свое подземное царство. Быть может, это тоже свидетельство скифского вторжения во владение германских племен? На картине венгерского художника XIX века Михаила Зичи изображены небесные всадники, мчащиеся по небу под предводительством своего атамана, восседающего на белом коне, в шлеме и с копьем. Далеко внизу блестит излучина реки и высится средневековый готический замок. Быть может, художника также вдохновил мотив Дикого охотника, весьма сходный со скифским обрядом, когда скифское воинство мчится вслед за белым царским конем?
Ученые не одно десятилетие спорят – кто такие были скифы по своему этническому и расовому происхождению? Так, Гордон Чайлд в своей книге «Арийцы. Основатели европейской цивилизации» отказывается называть скифов иранцами. Он пишет об обычае, когда в гробницу царя помещали убитых слуг и жен. Чайлд считает, что такие обычаи чужды «истинным арийцам» – иранцам и индусам, – и видит в них проявление азиатского менталитета. Между тем он видит в скифской культуре много черт, присущих кочевникам Монголии. Из всего этого, ссылаясь на исследователя Миннзома, он делает в общем-то неправильный вывод, что скифы были «монголоидными предшественниками гуннов, татар и печенегов, и это не вызывает сомнения».
Если с первым утверждением Чайлда можно согласиться: «Скифы не были иранцами – выходцами из Ирана», так как скифы были, по всей видимости, выходцами из Южной Сибири – потомками андроновцев, то со вторым его утверждением по поводу монголоидности скифов согласиться никак нельзя. М. М. Герасимов реконструировал лицо типичного скифа Причерноморских степей по черепу, найденному в одном из многочисленных курганов группы «Сирко» близ села Сумского. Оказалось, что череп «типичного монголоидного» скифа имеет европеоидный облик, «резко долихокранный, с широким лбом, высоким и широким лицом» – так пишет Герасимов в своей книге «Восстановление лица по черепу». Далее антрополог добавляет: «Портрет скифа из «Сирко» может рассматриваться как портрет типичного представителя скифов Причерноморских степей». Как видим, ничего «монголоидного» в облике причерноморского скифа нет. Как нет ничего «монголоидного» и в облике других скифов – алтайских, чьи захоронения в огромном количестве обнаружены на высокогорном плато Укок.
Да, что говорить, ошибался не только Чайлд, но наш отечественный поэт Серебряного века Александр Блок. Он писал: «Да, скифы мы, да, азиаты мы. С раскосыми и жадными очами». Про скифов и азиатов – предков русских – еще можно где-то согласиться, а вот про раскосые и жадные очи вряд ли.
Таким образом, из сказанного становится ясно, что скифы, как сибирские, так и причерноморские, являются прямыми наследниками андроновцев, кочевавших от Урала до Енисея, и срубников, чья культура располагалась от Днепра до Урала.