Книги
Реклама
Алексей Гудзь-Марков. Индоевропейцы Евразии и славяне

Культура шнуровой керамики. Трансформация её в центре Европы в культуру колоколовидных кубков


Зарождение нового, дотоле небывалого по мощи и размаху натиска подвижного индоевропейского мира юга России на всю лесную полосу севера Европы, длившегося несколько столетий (с 2200 г. по 1800 г. до н. э.), имело долгую предысторию, движимую могучими пружинами божественного провидения, определяющими ход мировых событий и смену земных эпох.

Вспомним о том, что еще в V тыс. до н. э. междуречье Среднего и Нижнего Днепра и Дона населяли люди, отличавшиеся необыкновенной мощью и статью. В дальнейшем именно они, носители днепро-донецкой культуры V–IV тыс. до н. э., в значительной степени формировали тип индоевропейских народов континента, служа громадным этническим фильтром, пропускавшим подходившие с востока народы и открывавшим им ворота Европы после нескольких веков перерождения в горниле степей юга России.

Во второй половине V тыс. до н. э. в междуречье Днепра и Дона появились кочевники (культура среднего стога), отличавшиеся необыкновенным пристрастием к разведению лошадей. Именно с их набегов началось проникновение степной курганной традиции в глубь Европы, в то время в значительной степени оседлой и населенной народом, корни которого уходили в Средиземноморье. Всадники культуры среднего стога явили собой великий пролог славной и бурной истории евразийских степей, из столетия в столетие не просто влиявшей на развитие народов Европы, Передней Азии или Индии, но всякий раз менявшей ход и направление цивилизаций континента.

Вслед за первым валом рвущихся в Европу индоевропейских всадников с Нижней Волги из самых недр необъятной Евразийской равнины уже подходили новые потоки раз от разу все более вооруженных металлом и искушенных в воинском искусстве кочевников. Великаны, носители днепро-донецкой культуры, отчасти смешались с пришедшими кочевниками, отчасти ушли в лесную полосу Восточной Европы, как позже не раз поступало и историческое славянское население, уступая на юге натиску чуждых этнически гуннов, аваров (тюрок), угров или монголов.


Евразия рубежа III–II тыс. до н. э.


В то же время на огромных пространствах северо-востока Европы с древнейших времен были широко расселены протофинские племена охотников и рыболовов, создателей лесной ямочно-гребенчатой керамики и всего позднейшего ряда угро-финских культур севера Евразии, распространившихся от сибирской тундры до Лапландии на севере Скандинавии.

В V тыс. до н. э. — I тыс. н. э. шёл долгий и сложный процесс взаимного проникновения и влияния индоевропейской и угрофинской общностей Евразии, причем первая в лесных районах северо-востока Европы, как правило, характеризовалась созданием гребенчатой и накольчатой керамики, а вторая, финская общность лесной глуши, создавала ямочно-гребенчатую керамику. Протофинские охотники и рыболовы до сравнительно недавнего времени не были знакомы ни с пахотным земледелием, ни с животноводством.

Наиболее ранняя гребенчатая керамика лесной полосы России середины V тыс. до н. э. близка керамике начального этапа развития днепро-донецкой культуры. Позже гребенчатая керамика лесной полосы России была весьма близка керамике Киево-Волынской провинции днепро-донецкой культуры. Таким образом, население лесной полосы Центральной России уже во второй половине V тыс. до н. э. могло являться, в определенной степени, смешанным и состояло из охотников-протофинов и выходцев из южных лесостепных районов востока Европы, принадлежавших индоевропейской общности континента.

В дальнейшем леса северо-востока Европы подвергались многократным воздействиям и финской, и индоевропейской общностей. И все же индоевропеизация лесов Восточной Европы шла практически непрерывно и от тысячелетия к тысячелетию отвоевывала все новые, значительные по площади территории лесной полосы севера Евразии.

В начале IV тыс. до н. э. в лесостепи востока Европы вслед за носителями днепро-донецкой культуры начали проникать кочевники культуры среднего стога, шедшие на север из районов Приазовья и бассейна Северского Донца. Оставаясь прежде всего скотоводами, они и в условиях лесостепи и даже лесной полосы Восточной Европы стремились сохранить привычный уклад жизни и ведения кочевого хозяйства. Подымались к северу широкими поймами долин Днепра, Десны, Дона, Оки и Волги, позволявшими сохранять и воспроизводить стада и в достатке обеспечить их кормами.

Во второй половине IV тыс. до н. э. и вплоть до рубежа IV–III тыс. до н. э. кочевники-индоевропейцы, населявшие бассейн Среднего и Нижнего Дона, также продвинулись к северу, пройдя долинами Десны, Оки, Дона и их притоков.

Так в лесной полосе Центральной России в III тыс. до н. э. сложилась культура смешанного характера с явной преемственностью в нижнедонских образцах керамики и изделий из камня и меди. В то же время этнический массив лесного охотничьего про-тофинского мира востока Европы окончательно не сдавал своих позиций, уступая южным пришельцам лишь поймы рек, столь богатые лугами, поросшими сочными травами, оставляя за собой глухие лесные массивы водоразделов.

Вместе с тем пропорции сосудов былого южнорусского типа в лесах вытягиваются, у них появляются цилиндрические шейки. А начиная с середины III тыс. до н. э. в лесной и лесостепной области Восточной Европы широко распространилась шнуровая орнаментация керамики. В это же время в центре и на севере Восточной Европы шло параллельное развитие лесной протофин-ской волосовской культуры. Как и прежде, носители южных степных индоевропейских культур не оказывали существенного влияния на традиции аборигенов лесов верховьев Днепра, Оки и Волги. Северные лесные традиции во многом преобладали над южными и оказывали определяющее влияние на население лесной полосы Восточной Европы. Именно под северным влиянием сложилась ромбоямочная орнаментация керамики центра и севера России III тыс. до н. э.

А тем временем напор южных кочевников-скотоводов на север никогда не ослабевал, и постепенно в лесостепной и части лесной полосы России сложились многочисленные общности лесных протофинских охотников и рыболовов и индоевропейских пастухов-южан, живших на смежных территориях.

К 2200 г. до н. э. по мере роста напряжения в степях юга России, где неотвратимо возрастал напор идущих на запад с равнин Восточного Прикаспия и Нижней Волги, подгоняемых засухой индоевропейских кочевников, резко усилилось давление бурлящей, подвижной степи на северные лесные районы Восточной Европы.

Перемещения на север активизировались еще и потому, что правобережье Среднего Днепра с XXII в. по XVII в. до н. э. во многом оставалось в руках носителей средиземноморской трипольской культуры, этнически абсолютно чуждой индоевропейскому миру евразийской степи и во многом стеснявшей его продвижение на запад, в Центральную Европу.

Долгий процесс освоения индоевропейскими степняками юга России речных долин северо-востока Европы, служивших им магистральными путями, ведущими в необъятные малоосвоенные районы севера, к 2200 г. до н. э. вылился в рождение новой индоевропейской культуры, получившей название культуры шнуровой керамики, или боевых топоров, сыгравшей в дальнейшем выдающуюся роль в процессе индоевропеизации Европы и Малой и Передней Азии и в сложении ее современных языковых и культурных общностей.

Под ударами кочевников Нижнего Поволжья ямная культура юга России к концу III тыс. до н. э. угасла и сменилась новой, продвинувшейся с востока степной культурой общего индоевропейского ряда, получившей название катакомбной— из-за обычая строить каменные погребальные камеры-катакомбы под курганными насыпями. Процесс смены двух степных культур шел долго, причем обе они во многом развивались параллельно, подчас смешиваясь, а иногда и вытесняя друг друга.

А на Нижней Волге и юге Урала тем временем уже формировалось новое объединение индоевропейских кочевников, которое к середине следующего II тыс. до н. э. оттеснило уже и саму катакомбную культуру далее на запад Европы и на юг в Азию.

При такой силе и интенсивности напора на юг Восточной Европы со стороны степей Евразии, а начиная с середины III тыс. до н. э. и с Кавказа, ставшего источником экспансии народов и культур Передней Азии (и в первую очередь Ирана) в Европе, не могло не произойти широчайшего и во многом вынужденного движения индоевропейских кочевников юга России на север в безопасные от набегов более подвижных и воинственных восточных соседей долины Верхней и Средней Волги, Оки, Днепра и далее на Западную Двину и берега Балтики, вплоть до Польши, Германии, Дании и юга Скандинавии. Тем более что начиная с V тыс. до н. э. уже шёл долгий процесс приспособления жителей восточноевропейских степей к условиям лесной зоны Центральной России.

В последней четверти III тыс. до н. э. громадные стада крупного и мелкого рогатого скота и табуны лошадей, дотоле пасшиеся в южнорусских степях, были повернуты на север и широкими пойменными долинами русел Волги, Дона, Оки, Десны и Днепра поднялись в районы Верхней и Средней Волги, междуречья Оки и Волги и далее на запад в Прибалтику, в Западную и Центральную Украину, Польшу, Германию, Швейцарию, а с 2000 г. до н. э. на полуостров Ютландию (Данию) и на юг Скандинавии.

Продвигающиеся в глубь лесных районов Европы пойменными долинами стада сопровождали не только конные и пешие пастухи, но и подымавшиеся по руслам рек дубовые ладьи длиной до 10 м, вмешавшие до десяти человек.

Отношения у пришельцев-пастухов с лесными обитателями северо-востока Европы (протофинами — носителями волосовской культуры) складывались отнюдь не мирно, подчас заканчиваясь смертельными схватками.

На Верхней Волге, от устья реки Камы (район города Казани) до самого истока на Валдайской возвышенности, в последней четверти III тыс. до н. э. сложилась устойчивая общность пришедших с юга пастухов-индоевропейцев, получившая название фатьяновской и балановской культур, входящих составной частью в общую европейскую провинцию культуры шнуровой керамики рубежа III и II тыс. до н. э.

Всадники, пастухи-южане, устремившиеся под сень североевропейских лесов, были вооружены луками и стрелами с кремневыми наконечниками степного типа, хранящимися в кожаных колчанах, и знаменитыми боевыми топорами, даровавшими наряду со шнуровым орнаментом название всей культуре.

В Поволжье и Поочье пришельцы нередко занимали обжитые лесными племенами охотников поселки, пытаясь оттеснить аборигенов в глубь речных водоразделов, поросших дремучей, непроходимой для стада чащей. Это приводило к стычкам, в которых многие южане гибли от стрел теснимых местных жителей. После ухода пастухов охотники обычно вновь возвращались на привычные, издавна обжитые места у русел рек, а значит, и рыбных промыслов, составлявших важную статью их питания.

Южане-индоевропейцы привнесли в леса северо-востока Европы многие черты и навыки евразийской степной цивилизации. Начиная с V тыс. до н. э. носители днепро-донецкой культуры зародили начало керамического производства в лесной полосе Восточной Европы и в течение всего IV тыс. до н. э. стали складываться широкие общины скотоводов и земледельцев в долинах Верхней и Средней Волги, Оки, Десны, Западной Двины и выработалась целостная, уже не степная, а именно лесная индоевропейская культура востока Европы, оказавшаяся в дальнейшем способной покорить едва не весь север, а позже и запад и юг континента.

До массового вторжения южан протофинские народы востока и севера Европы не были знакомы ни с пахотным земледелием, ни с животноводством, ни с металлургией. Надо сказать, что и после ухода основной массы южан-индоевропейцев на запад Европы лесные охотники не восприняли основ производящего хозяйства и вернулись к обычным для себя формам жизни и ведения в основном потребляющего дары природы нехитрого хозяйства.

Одной из характерных черт индоевропейской культурной общности, сложившейся в лесной полосе России в последней четверти III тыс. до н. э., был шнуровой орнамент, а во многом и сама форма запечатлевшей её керамики.


Культуры шнуровой керамики: кубок культуры кубков, (с утолщённым дном) из Нидерландов; сосуд и топор культуры одиночных погребений из Дании


С V тыс. до н. э. шла эволюция форм и орнамента керамики населения лесных пространств Восточной Европы.

Главными составляющими были протофинский элемент, создавший остродонные сосуды с ямочно-гребенчатой орнаментацией по всей поверхности, и южный степной индоевропейский элемент, тяготевший наряду с круглодонными и даже остродонными формами всё же больше к классическим плоскодонным сосудам с орнаментацией лишь по верхнему тулову сосуда. В результате длительного взаимовлияния севера и степного юга Восточной Европы появилась новая форма керамики, до конца не принадлежащая ни одной из двух культурных традиций, но остающаяся прежде всего индоевропейской, сложившейся в лесной полосе России и восходящей к южнорусским степным культурам второй половины III тыс. до н. э. (ямная культура, катакомбная культура).

Нижняя часть тулова сосудов культуры шнуровой керамики вбирала скорее южную традицию плоскодонной керамики, классические образцы которой запечатлены еще в памятниках юга Туркмении V–IV тыс. до н. э. и впоследствии нашли отражение в днепро-донецкой культуре V–IV тыс. до н. э., ас середины IV тыс. до н. э. ив культуре воронковидных кубков на северо-западе Европы.

Верх сосудов шнуровой керамики заимствовал скорее северную лесную традицию, открывающую верх сосуда расширением богато орнаментированного тулова.

Боевые каменные топоры с фасетками (fasete (фр.) — грань), сопровождавшие вторгающихся на север всадников, во многом являлись подражанием медным топорам степного юга. В условиях северных лесов постоянно перемещающиеся пастушеские общины не имели возможности организовать местные мощные металлургические центры и восполнили отсутствие металлического наступательного вооружения изделиями из камня.


Каменные свёрленые топоры-молотки культуры шнуровой керамики Восточной Прибалтики


Тем не менее шел поступательный процесс организации всех сторон производящей экономики степного юга России и в ее лесных северных районах, включая развитие металлургии. Наиболее богатой металлом областью культуры шнуровой керамики конца III тыс. до н. э. явилось Верхнее Поволжье, непосредственно примыкавшее к степным районам Евразии и наиболее доступное для влияния юга. Ни в одном другом районе распространения осваивающих лесные пространства севера Европы индоевропейцев рубежа III–II тыс. до н. э. не осталось столь богатых медными, серебряными, янтарными украшениями и изделиями стоянок, как на Верхней и Средней Волге и ее притоках, от устья Камы до озера Селигер. Нет нигде и столь обширных и многочисленных могильников, оставленных носителями культуры шнуровой керамики в Европе, как на Верхней и Средней Волге.

Погребения совершались в ямах, облицованных или деревом, или камнем и, как правило, с курганной насыпью на поверхности. Умершего сопровождала керамика со шнуровым или геометрическим орнаментом, боевые топоры, изделия и украшения (спирали, бусы) из меди, серебра, янтаря. Обычно курганные группы составляли не более десяти насыпей, высота которых не превышала двух метров.

Великий исход индоевропейского степного мира в лесную полосу Восточной и Северной Европы обладал столь мощной силой и подвижностью, что в течение столетия, прошедшего с 2200 г. по 2100 г. до н. э., им была охвачена громадная труднопроходимая территория Центральной России, Прибалтики и Польши.

Одновременно в Галиции, на Волыни и в правобережье Среднего Поднепровья шел активный процесс вытеснения средиземноморских носителей трипольской культуры индоевропейцами — с востока и севера носителями культуры шнуровой керамики, с запада создателями культуры шаровидных амфор.


Двухколёсная повозка. Резной рисунок на каменной плите из Кургана Кивик. Южная Швеция. Около 12 00 г. до н. э.


В лесостепях Галиции, Волыни и правобережья Среднего Поднепровья, в Польше идущие с востока обладатели боевых топоров и шнуровой керамики встретили этнически близкую им, но уже гораздо более оседлую культуру шаровидных амфор. А далее к западу на части территории Польши, в Германии, Дании и на юге Скандинавии обладатели боевых топоров и шнуровой керамики встретились с представителями давно пережившей расцвет культуры воронковидных кубков IV–III тыс. до н. э.

Энергия идущего с востока Европы потока индоевропейцев, вчерашних степных кочевников, еще не утративших стремительности и воинственности, присущей евразийской степной стихии, не знала в Европе ни преград, ни даже близких по силе соперников, способных хотя бы ненадолго задержать рвущуюся на запад континента новую неистовую и неукротимую курганную культуру.

На территории Польши в 22 00–17 00 гг. до н. э. сложилась культура Злота, составившая сплав трех эпох и трех индоевропейских нашествий на север Европы: в середине IV тыс. до н. э. привнесшего культуру воронковидных кубков, в середине III тыс. до н. э. породившего культуру шаровидных амфор и последней четверти III тыс. до н. э. породившего небывалый доселе натиск и широчайшее освоение именно лесных пространств севера Европы, получившего название культуры шнуровой керамики.

К 2000 г. до н. э. новое нашествие энергичных индоевропейцев, превосходящих местное население не только подвижностью, но и вооружением, достигло юга полуострова Ютландии (Дании) и начало втягиваться на юг Скандинавии. На скалистом побережье Северного моря движение потеряло динамику, и началось постепенное прочное оседание на землю и усвоение оседлых форм земледелия и скотоводства. С приходом оседлой жизни мало помалу ушли в прошлое степные обычаи насыпать над погребениями курганы, и на юге Норвегии, Швеции и Финляндии могилы стали лишь обкладывать камнями.

В Германии, а именно в Саксонии и Тюрингии, обладатели боевых топоров и шнуровой керамики смешались с населением культуры шаровидных амфор и во многом подпали под влияние их давно оседлой культуры.

Третий крупный вал индоевропейского нашествия на Европу, безусловно, явился очередным и заметным компонентом в сложении языковых и культурных общностей континента, при этом судьбы носителей культуры шнуровой керамики в различных районах Европы складывались по-разному.

В лесах России, как замечено выше, сложилась местная провинция общей индоевропейской культуры, названная фатьяновской и балановской культурами.

Именно индоевропейцы рубежа III и II тыс. до н. э. придали охотничьему миру протофинов тот этнический оттенок, или субстрат, который в дальнейшем позволил произойти безболезненному сближению славян и финнов в I тыс. до н. э. — I тыс. н. э.

В лесах Финляндии и Эстонии индоевропейский элемент шнуровой керамики был растворен, практически не оставив следа ни в языке, ни в культуре местных финских охотников.

Зато на территориях Латвии и Литвы носители культуры шнуровой керамики заложили основы будущей балтской языковой и культурной общности континента. Это следует из того, что позже, пройдя рубеж III–II тыс. до н. э., Прибалтика уже не претерпевала сколько-нибудь полномасштабных вторжений ни индоевропейских, ни иных народов Евразии. Интересно отметить и то, что в языковой и культурный ареал балтского литовско-латышского и ятважского мира — до широкого освоения славянами лесного массива востока Европы в I тыс. до н. э. — I тыс. н. э. — входили значительные пространства Белой Руси, Смоленщины и Верхнего Поочья (юхновская культура), а еще в XII в. н. э. по рекам Угра и Протва (Калужская обл.), по свидетельствам русских летописей, жило племя Голядь, которое могло относиться к восточнобалтской общности. Именно последствия нашествия носителей культуры шнуровой керамики сложили балтский мир Восточной Европы.

Близость славян и создателей шнуровой керамики видна из славянского и литовского (балтского) языков. Надо сказать, что она весьма велика и достаточно архаична и указывает на общий для двух языковых ветвей лингвистический уровень рубежа III–II тыс. до н. э.

Важно отметить, что общим для славянского и балтских языков явилось название пахотного орудия, изготовлявшегося из дерева — ордла или рала, происходящего от общего индоевропейского корня орарь — пахарь, орат — земледельческий округ, принадлежавшего ещё земледельцам Передней Азии и юга Туркмении V–III тыс. до н. э. и дожившего в Средней Азии до наших дней. Кроме множества прочих соответствий, которые мы рассмотрим несколько позже, славянский и балтский языки объединяют слова:

sudzab, sidabz (балт.) — silubz (герм.) — subziapa (инд.) — серебро.

В IV–II тыс. до н. э. серебро в Европу поступало из центров Передней Азии, главным образом через Кавказ, и название этого металла было и осталось общим для большинства индоевропейских языковых групп континента.

После рубежа III–II тыс. до н. э. протобалтская и протославянская языковые зоны разошлись. Они снова взаимно наложились лишь в I тыс. до н. э. в эпоху освоения выплавки железа. При этом балтская группа населения, с рубежа III–II тыс. до н. э., крепко обосновавшаяся на северо-востоке Европы, переживала относительно спокойный период культурного обособления и формирования всех сторон хозяйства, языка и религиозных представлений, в то время как протославянская и в гораздо меньшей степени протогерманская общности, благодаря естественной защищенности водами Балтийского моря, оставались весьма активной частью общего евразийского мира индоевропейцев, и их этнические, языковые и культурные основы, заложенные в V–III тыс. до н. э., ещё ожидали великие вторжения (и следующие за ними трансформации) родственных индоевропейских народов из степи, произошедшие во II тыс. до н. э. и привнесшие не только определенные языковые изменения, но и целые культурные эпохи, сменявшие друг друга и складывавшие современную этническую и языковую карту Евразии.



<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 3533